Дети войны. «Я жива».

Куцова Людмила Васильевна

Письмо из 41-го. Адрес краток: вместо дома-улицы- Только номер почты полевой… Детские каракули сутулятся: Папка, Приходи скорей живой. Ваня. Мамка захворала. Хлебушко нам с Нюшей отдавала… А сама не ела… А мороз… …Папке прочитать не довелось…

А. Нестругин

     Своё сочинения я начала стихами прекрасного поэта Петропавловской земли А. Нестругина, в котором он, как нельзя лучше, передал горе, страдание тех, кто ждал, кто мёрз и не доедал, кто не мог дождаться, потому что сыновья, братья, отцы погибали на той проклятой войне. Читая это стихотворение, я представляю детство моей мамы-ребёнка войны, постигшей сполна все тяготы того страшного времени, и хочу рассказать о том, какое у неё было детство. Горбенкова Галина Григорьевна, (в девичестве Гребенникова), моя мама, родилась в декабре тысяча девятьсот сорокового года в селе Прогорелое Калачеевского района Воронежской области. (Тогда не было Петропавловского района). Не довелось ей ни разув жизни сказать близкому человеку «папа», потому что папа- Григорий Иванович Гребенников- погиб в первые месяцы Великой Отечественной войны. Что пришлось пережить ей и сестре Павлине, могут знать такие же дети войны, оставшиеся без отцов. Их миллионы. Не доедали, с малых лет трудились с матерями на полях. Обидно, что сейчас такие люди остаются без внимания и материальной поддержки. А ведь отцы сложили головы за Родину. И бедные матери бились со своими проблемами один на один, растя детей, работая не покладая рук. Детям войны уже за семьдесят. И не так много их осталось. Недавно ушла из жизни и моя золотая мамочка. Живут они на скромные пенсии и верят, что к ним повернуться лицом, компенсируют то, что они недополучили в детстве. А теперь рассказ. Наступил 1950 год. Зимние каникулы. На санях, которые отвозили молоко из Прогорелого в Петропавловку моя бабушка Александра Тимофеевна отправила младшую дочь Галю (мою маму) к сестре Екатерине погостить. Хорошо было Гале  в Петропавловке: тётя вкусно кормила, шила платья из старых рубах. Но каникулы закончились, и надо было ехать домой. Тётя Катя отвела Галочку на сепараторный пункт, усадила в сани рядом с бидонами, и тот же нелюдимый мужик, который привёз девочку в Петропавловку, понукая лошадей, отправился домой. Дорога до Прогорелого длинная, почти тридцать километров. Мороз, ветер, снег. Большая фуфайка с широкими рукавами грела плохо, ветер пронизывал насквозь. Ноги в подшитых старых валенках замёрзли так, что Галя их не чувствовала.. Согревало душу то, что дома ждали мама и сестра. В хутор Котовка приехали поздно, на улице стемнело: -Ты сама дойдёшь до Прогорелого?-грубо спросил мужик. -Дойду,-дрожа от холода, ответила Галя. -Ну, иди. Тут через сосну близко, пройдёшь километра два и дома. И Галя, взяв узелки (в одном-драгоценный хлеб, в другом-обновки для себя и для сестры), заспешила домой, в Прогорелое. Ветер бил в лицо и сбивал с ног. Колючий снег набивался в широкие рукава фуфайки. Ручонки начинали постепенно коченеть, становилось страшно, так страшно, что маленькое сердечко чуть не выскакивало из груди. Темно и холодно. Но надо идти. И она уже не шла, а брела. Слёзы застилали глаза, лицо жгло от мороза. Девочка поняла, что не чувствует рук, села на дорогу и стала бить мёрзлыми ручонками по твёрдой земле. Била до крови, но боли не чувствовала. У неё до конца жизни остались шрамы на руках как память о той страшной ночи. Галя не могла двигаться, сидела на дороге и плакала, вернее, скулила, словно маленький щенок. Вдруг показалось, что к ней идут волки, которые съедят её, и никто об этом не узнает. Потом почудилось, что сидит она возле большого костра, а пламя лижет ноги, ей тепло… На краю Прогорелого, у соснового леса, стоял свинарник. Сторож дед Самуил и дежурная свинарка Анна обходили сараи: -Анна, слышишь, кто-то скулит. Наверное, волк або лисица. Колхозники с фонарём «летучая мышь» шли к сараю, прислушивались. -Дед, правда кто-то скулит. И вроде не зверь. Послушай, будто дитё плачет. Сторож со свинаркой осторожно шли на звуки. Дед высоко поднял фонарь, и они увидели на дороге чёрный холмик. Господи! Да это же ребёнок! Самуил поднял девочку. А у неё руки и ноги так замёрзли, что не разогнёшь. Язык замёрз, Галя не могла говорить, а только плакала. -Это же Галя- Саньки Гребенниковой дочка. Она совсем обледенела. Девочку принесли в свинарник, смазали руки марганцовкой, немного отогрели и, ничего не спрашивая, повели домой. Неспокойно было на душе у Александры Тимофеевны в этот день, места себе не находила. Всё думала, как же Галя до дома будет добираться. Вдруг услышала какой-то гомон во дворе, сердце забилось быстрее. Открыла двери и увидела на пороге свою девочку, замёрзшую, заплаканную. С окровавленными ручонками, но живую. Она не знала, как благодарить людей, которые спасли её кровиночку. Целовал Галю, Анну и деда Самуила. Галя залезла на печь и дрожащим голосом рассказывала маме и сестре , как ей было страшно идти эти два километра январской студёной ночью через лес. С двумя узелками. Но она не замёрзла, осталась жива. Всю жизнь Галя была благодарна тем людям, спасли её. Давно нет в живых её спасителей, но осталась память, которая делает человека благодарным. Вот такая история произошла с моей мамой. Хочу, чтобы её знали мои дети, внуки и уважительно относились к поколению, на долю которого выпало много горя и страдания, чтобы могли ценить жизнь: мирное небо над головой, возможность получить хорошее образование, заниматься любимым делом.